На чаше весов. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый мальчишка мечтает иметь велосипед и собаку. У Дениски не было ни того, ни другого. Но мечта была такой же, как и у всех. Пушистый белый комочек сопел, тыкая смешную мордочку в траву. Мальчик не мог поверить своему счастью, он огляделся, но в жаркий июльский полдень на улице никого не было, поднял щенка и прижал к груди. Пёсик задёргал головой и радостно завилял изогнутым хвостиком.
Домой мальчик летел, как на крыльях. Дверь открыла бабушка.
— Это ещё кто? — строго спросила женщина, глядя сквозь спущенные на самый кончик носа очки.
— Бабуль, это Татошка, — выпалил счастливый Дениска, удивляясь, почему бабушка не прыгает от радости.
— Фу! — сморщила нос старушка. — Глянь, он же весь блохастый и на затылке, вон, лишай.
Ни блох, ни лишая Дениска не видел, он, вообще, не знал, что это такое.
— Бабуль, он будет жить у нас. Надо его покормить, — начал делиться планами внук.
— Ещё чего! Ну-ка неси этого цуцика туда, откуда принёс, пока блохи по квартире не разбежались. И руки вымой после него с мылом. — Бабка открыла дверь и, подтолкнув Дениску на площадку, захлопнула её за ним.
Размахивая эмалированным бидончиком, Шурка Махоркин нёс домой свежее парное молоко. Вернее свежим и парным оно было в семь утра. Молоко на рассвете привозил весёлый грузный старик в тельняшке из близлежащего посёлка и, остановившись посреди улицы, громогласно кричал на всю округу: — «Молоко».
С вечера мама приготовила Шурику деньги и, указав на бидон, попросила утром сбегать за молоком. Что тот и сделал. Но донести молоко домой никак не получалось, сначала он слушал рассказы бывшего моряка, а теперь молочника о морских приключениях, потом на пути ему попался Васька Копытин со своим поломанным велосипедом. Ваське требовалась помощь, и бросить товарища в беде Шурик не мог. Чтобы починить велик, нужны были инструменты, и друзья направились в сарай, где, собственно, и провели всё оставшееся время. Только в полдень Шурик, посмотрев на часы, вспомнил про бидон с молоком, который стоял всё это время в углу сарая.
На скамейке возле песочницы сидел мальчик и, прижимая к груди тёплый белый комочек, плакал горькими, детскими слезами.
— Чего ревёшь? — спросил Махоркин, подходя к Дениске. Этот светловолосый малыш и раньше вызывал у Шурика жалость. Он всегда был один. Принимать его в свою компанию взрослые ребята не хотели. Что с малышнёй водиться? Многие из считавших себя взрослыми втайне от родителей покуривали, и лишние свидетели им были не нужны.
— Бабушка, — всхлипывал малыш, подбородок украшенный ямочкой обиженно подрагивал, — не хочет… говорит бляхи у него и …лишний. А он никакой не лишний, он голодный. — Малыш заревел сильнее.
— Ничего не пойму. — Махоркин сел рядом с малышом и погладил щенка. — Какие бляхи?
Щенок, чувствуя настроение Дениски, притих, зажав крючковатый хвостик между лапками. Он выглядел таким же жалким, как и его хозяин.
— Он чей? — спросил Шурик.
— Ничей, я его в кустах нашёл. — На секунду Дениска перестал лить слёзы. — Он сирота. — И снова заревел в голос.
До Шурки стал доходить смысл всего вышеизложенного.
— Понятно. Хотел домой отнести?
Малыш кивнул.
— А бабка не разрешила?
— Ага, — всхлипнул мальчик.
— Ладно, не реви, сейчас что-нибудь придумаем. Итак, сначала его надо накормить. — Шурик глянул на бидон. — О, а вот и обед. Как по заказу.
Он поставил бидон на скамейку и снял крышку. Оттуда на него пахнуло кислятиной. Молоко, простоявшее несколько часов на жаре, поднялось творожной шапкой и угрожающее шипело мелкими пузырьками.
— Мда, — разочарованно произнёс Шурик, — ну да ладно. — Он наклонил бидон и вывалил в крышку шипящий творог. — А ну-ка, давай его сюда.
Дениска, благодарно глядя на Махоркина, оторвал собачонку от груди и усадил рядом на скамейку. Шурик поднёс крышку к носу щенка. Тот пару раз неуверенно ткнулся в белое крошево носом и вдруг стал лакать мягкую творожистую массу с такой скоростью, что через мгновение от прокисшего молока уже ничего не осталось. Щенок вылизал крышку и вопросительно глянул на Махоркина. Мордочка собаки, вымазанная белой кашицей, вызвала весёлый смех у обоих пацанов. Шурик снова перевернул бидон и вывалил в неё дополнительную порцию.
— Вот молодец! На тебе добавочки.
К вечеру у Татошки был уже свой домик. Шурик притащил из Васькиного сарая доски и под пристальным контролем Дениски соорудил собачью будку. Васька Копытин сгонял домой и принёс кусок плотной шерстяной ткани.
— Вот, от отцовской шинели отрезал. Надо простелить внутри, чтоб ему мягче было.
— Ты что, шинель порезал? — остолбенел Шурик, который всегда с уважением смотрел на военную форму Васькиного отца, статного усатого майора. — Он же тебя убьёт.
— Не убьёт. Ему шинель только зимой понадобиться, а сейчас лето, он и знать не будет. А зимой что-нибудь придумаю.
— Ага, скажешь, что моль съела, — пошутил Махоркин, но шинель расстелил.
С этого дня всё в жизни Дениски переменилось. Татошка стал всеобщим любимцем. Дети носили ему еду, играли и даже пытались дрессировать. Денис считался хозяином собаки, и те самые ребята, которые ещё вчера прогоняли его, теперь просили у него разрешение, чтобы поиграть с Татошкой. Денис великодушно давал согласие, ни на кого не держа обиды.
Мальчик был благодарен Махоркину, и когда в девяностых, окончив десятилетку, Шурик собрался ехать в Москву, поступать в юридический, Соколовский сам пришёл к нему домой.
— Ты поступишь, я знаю. — Денис пожал товарищу руку, — и знаешь что, спасибо тебе за всё.
Он не ошибся, Махоркин действительно поступил и в Тверь уже не вернулся. Много времени прошло с тех пор, кажется, лет десять. Денис видел молодого юриста дважды. Первый раз, когда умерла Антонина Петровна, мать Шурика, а потом через полгода, когда умер отец Василий Петрович.
— Давно приехал? — Денис искренне был рад встрече.
— Вчера вечером. Вот решил родителей навестить. Дали недельку отпуска. Хочу дом поправить. А ты чего здесь?
— Да, я тоже. Навестить… отца.
— Владимир Васильевич?! — Денису было приятно, что Махоркин помнит имя его отца. — Он же молодой совсем… был.
— В мае юбилей отмечали, пятьдесят пять. Через месяц инфаркт. Сердце у него слабое было. — К горлу подкатил комок, Денис опустил голову.
— Надо же, а такой богатырь был, даже не скажешь. Я ведь его хорошо помню. — Махоркин замолчал. — Слушай, приходи вечером. Помянем моих и отца твоего. Да и как у тебя жизнь сложилась, мне тоже интересно послушать.
— Приду, — обрадовался Денис, — обязательно. И дом помогу поправить…
Воспоминания с космической скоростью пронеслись в голове лейтенанта Соколовского. И опять
